Сословие адвокатов

ru / eng

С.А. Соловьев, "О позиции, или профессиональная заноза", Адвокатская газета № 19, октябрь, 2010 год.

15.10.10

17 номер за 2010 год такого многоуважаемого издания как «Новая Адвокатская Газета» пробудил во мне крепко дремавшее желание к публичным эпистолярным высказываниям. И ведь не предвещало ничего, однако правовая ситуация, описанная в одной из статей данного номера и стала моим внутренним «декабристом» разбудившим спящего «Герцена».

Я умышленно не буду указывать ни название статьи, ни ее участников, так как это не имеет значения для сути того вопроса, осветить который я возжелал.

Очень возможно, что такой нестандартный, можно сказать, детективный способ анализа заставит кого-то вновь перечитать всю газету от корки до корки, что уже само по себе неплохо!

А вопрос на самом деле, наиважнейший, а именно совпадение позиции подзащитного и его защитник-а-(ков) и отсутствие двойственности в такой позиции.

Ни для кого из членов нашего сословия не секрет, что отношение к словам, документам, позиции, излагаемой нами при исполнении своего профессионального долга, со стороны властьпредержащих очень часто бывает весьма поверхностным, невнимательным, предвзятым, что, в свою очередь, выливается во многочисленные отказы на заявленные и поданные защитниками заявления, жалобы, ходатайства.

Обсуждать и предавать остракизму наших процессуальных оппонентов, а равно и наше судейское сообщество за такое отношение к адвокатским посланиям не является целью моего настоящего выступления. Это, я уверен, вы сделаете и делаете, чуть ли не каждодневно сами в удобной для каждого литературной форме.

Я о другом.

Я о нас с вами.

Всегда ли мы в своих, чаще письменных, реже устных выступлениях и подготовленных документах, безупречны с точки зрения изложения позиции своего подзащитного, всегда ли мы точны и мотивированны в ее обосновании?

Вопрос далеко не праздный, весьма емкий по объему возникающих тем, поэтому я, возвращаясь к основному направлению начатого разговора, затрону только его одну составляющую, а именно позицию защитника по отношению к позиции подзащитного.

Мне могут возразить, что тут разбирать. Все давно законодательно закреплено и никаких двусмысленностей быть не может: адвокат не вправе занимать по делу позицию вопреки воле доверителя, за исключением случаев, когда адвокат убежден в наличии самооговора (пункт 3 части 4 ст. 6 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»).

И все вроде хорошо, но тут и там встречаешься с ситуациями, которые пестрят пренебрежением к этому установленному законом нормативу, что, по моему глубокому убеждению, оказывает существеннейшее влияние на принимаемое судьями и органами следствия решение как по существу дела, так и по существу заявленных нами ходатайств и жалоб.

Я не беру вопиющих случаев очевидного противопоставления позиции защитника по отношению к позиции защищаемого, хотя и такие случаи имели место в нашей весьма разнообразной судебной практике (смотри, например, Постановление Президиума ВС РФ от 08 августа 2007 года № 316-П07, БВС №4, 2008 год).

Мне хочется остановиться на позиции двойственности, которая крайне часто проявляется в выступлениях и документах многих моих коллег и, которая, не менее вредна для отстаивания позиции подзащитного.

Убежден, что как только адвокат позволяет себе двойственность в позиции, это самым отрицательным образом сказывается на принимаемом решении. Судья, прокурор, следователь видят, что сам защитник находится в сомнении относительно тех фактических обстоятельств, которые подлежат доказыванию, и такие колебания защитника позволяют суду спокойно и без сомнений принять именно позицию обвинения.

Вот и в исследуемом номере газеты я вновь столкнулся с такой двуликой позицией своих коллег, что, на мой взгляд, недопустимо. Если твой подзащитный не признает вины в предъявленном ему обвинении, то ни при каких обстоятельствах недопустимо защитнику отклоняться от заявленной его подзащитным позиции и ставить вопросы о переквалификации его действий.

И если для адвоката совершенно ясно, что его подзащитный не совершал тех преступлений, которые вменяют ему органы следствия, то вопрос об изменении квалификации не может интересовать защитника. Однако там и тут мы видим, как адвокаты, в порыве страсти забывая о своем предназначении, пытаются при полном непризнании вины подзащитным, вставить в свое выступление изменение квалификации действий подсудимого на менее тяжкий состав преступления, полагая что таким образом смягчают ответственность своего подзащитного и выполняют свое предназначение.

Ан, нет! Как говаривал П. С. Проховщиков, «не просите об оправдании – докажите, что надо оправдать» (П. Сергеич «Уголовная защита» «Юрайт» 2008, с. 169).

Очень часто, вступая в дело со стадии надзорного обжалования читал в резолютивных частях кассационных жалоб моих коллег во многих уголках нашей необъятной, такие пассажи, из которых понять о чем конкретно просит защитник в своей жалобе было совершенно невозможно.

В одном деле защитник всю жалобу посвящает доводам о недоказанности виновности подсудимого, а в резолютивной части просит приговор отменить или уменьшить размер назначенного наказания! Так и хочется спросить: а за что наказывать бедолагу, если по мнению того же защитника, доказательств вины подзащитного в деле нет?

В другом случае (очень часто при квалификации по ст. 163 УК РФ, устанавливающей ответственность за вымогательство) адвокаты много и долго говорят об отсутствии в действиях подзащитного признаков этого состава преступления, после чего, при полном несоответствии с позицией подзащитного, просят квалифицировать его действия по другой уголовно-правовой норме (статье 330 УК РФ, например).

Стоит ли говорить, что такая полярность в позиции вредна для подзащитного. Она дает право суду не принять во внимание доводы защиты в полном объеме, так как эти доводы противоречат тому, о чем в конечном итоге просит защитник.

Точность юридических формулировок, филигранность изложения их в составляемых защитником документах – есть залог того, что наши ходатайства и жалобы будет весьма сложно оставить без надлежащего внимания. Я не говорю, что это панацея, но то, что это свидетельство профессионализма – несомненно.

В свое время, когда надзорные жалобы по уголовным делам можно было подать в Верховном Суде РФ непосредственно руководству Верховного Суда РФ придя к ним на прием (да, да, было такое прекрасное время), один мой коллега попал к заместителю Председателя ВС РФ Меркушову А.Е. Читая его жалобу Меркушов обратил внимание на то, что в тексте часто употребляются фразы «осталось непонятным, как суд…» или «совершенно непонятно, почему следствие…», в результате чего, он попросил моего коллегу сначала самому разобраться в том, что ему непонятно, а потом приходить в Верховный Суд РФ с надзорной жалобой.

Приводя этот пример я хочу показать, что к текстам жалоб и ходатайств нужно относиться скрупулезно и вдумчиво. И если даже наши филологические привычки и штампы влияют на отношение должностного лица к написанному нами, то могут ли остаться без внимания расплывчатость позиции, ее противоречивость и двойственность.

Давайте добьемся отсутствия обоснованных претензий к нам самим. И тогда будем иметь полное право во весь голос высказывать свои претензии тем, кто не считается с нашей профессиональной, юридически точной и филологически выверенной позицией по делу, которая полностью соответствует позиции нашего подзащитного.

14 сентября 2010 года

Сергей СОЛОВЬЕВ, адвокат

Директор Московской

Коллегии Адвокатов

«СОСЛОВИЕ»